нечего. Идешь по улице, все на тебя смотрят... Все видели,
какие я штуки выделывал, на
лихачах с градом закатывал, а теперь иду оборванный да обдерганный,
небритый... Покачают головами, да
и прочь пойдут. Страмота, страмота, страмота! (Сидит повеся голову.) Есть
ремесло хорошее, коммерция
выгодная - воровать. Да не гожусь я на это дело - совесть есть, опять же и
страшно: никто этой
промышленности не одобряет.
Митя. Последнее дело!
Любим Карпыч. Говорят, в других землях за это по талеру плотят, а у нас
добрые люди по шеям колотят.
Нет, брат, воровать скверно! Это штука стара, ее бросить пора... Да ведь
голод-то не тетка, что-нибудь
надобно делать! Стал по городу скоморохом ходить, по копеечке собирать, шута
из себя разыгрывать,
прибаутки рассказывать, артикулы разные выкидывать. Бывало, дрожишь с утра
раннего в городе, где-
нибудь за углом от людей хоронишься да дожидаешься купцов. Как приедет,
особенно кто побогаче,
выскочишь, сделаешь колено, ну и даст, кто пятачок, кто гривну. Что наберешь,
тем и дышишь день-то, тем и
существуешь.
Митя. Вы бы лучше, Любим Карпыч, к брату ехали, чем так жить-то.
Любим Карпыч. Нельзя, втянулся. Эх, Митя, попадешь на эту зарубку - не скоро
соскочишь. Да ты не
перебивай, твоя речь впереди. Ну вот слушай! Простудился я в городе - зима-то
стояла холодная, а я вот в
этом пальтишке щеголял, в кулаки подувал, с ноги на ногу перепрыгивал. Свезли
меня добрые люди в
больницу. Как стал я выздоравливать да в рассудок приходить, хмелю-то нет в
голове - страх на меня
напал, ужасть на меня нашла!.. Как я жил? Что я за дела делал? Стал я
тосковать, да так тосковать, что,
кажется, умереть лучше. Так уж решился, как совсем выздоровею, так сходить
Богу помолиться да идти к
брату, пусть возьмет хоть в дворники. Так и сделал. Бух ему в ноги!.. Будь,
говорю, вместо отца! Жил так и
так, теперь хочу за ум взяться. А ты |
